Во время панельной дискуссии, организованной «Сбербанком» в рамках Петербургского экономического форума (ПМЭФ), речь шла о big data, искусственном интеллекте и перспективе того, что машины вытеснят предсказуемых людей. Известный лингвист и биолог Татьяна черниговская рассказывает, почему компьютерам, даже с их сверхспособностями, не заменить наш мозг, чему учить современных детей и как выживать в нечеловекомерном мире.
Татьяна Черниговская, доктор наук по физиологии и теории языка, член-корреспондент РАО, заведующая лабораторией когнитивных исследований и кафедрой проблем конвергенции естественных и гуманитарных наук СПбГУ:
— Та область, в которой я работаю, называется когнитивная наука. Она мультидисциплинарная — включает в себя психологию, лингвистику, нейронауки, искусственный интеллект и, разумеется, философию. Философия нам нужна не для красоты и не потому что каждый приличный человек должен знать, кто такой Декарт, а потому что хороший философ правильно мыслит и правильно ставит вопросы. Очень важно иметь дорогую аппаратуру — на этом вся наука стоит, но если нет того мозга, который понимает, как задать вопрос, мозга, который понимает, что делать с этой гигантской кучей данных, которые мы получаем каждую секунду, то все остальное бесполезно. Я вам клянусь, потому что с этим сталкиваюсь каждый божий день.
Мне задавали вопрос: «Так всего много, как все это запомнить?». Мой ответ простой — не надо запоминать. То, что надо помнить — уже запомнили компьютеры. Надо бы не запоминать, а понимать. И в этой связи вспоминается сказка о Красной Шапочке. Когда она приходит к бабушке и видит там волка, она начинает расспрашивать: «Зачем тебе такие большие уши?». «Бабушка» отвечает: «Чтобы слышать». «А зачем тебе глаза такие большие?» — «Чтобы видеть». И вот это на тему искусственного интеллекта в его простых формах, а именно: мы сделаем уши, которые будут чудо как хороши, глаза, которые будут чудо как хороши. Все это отлично, но уши, глаза, носы, кожа, все сенсорные системы — это не более чем окна и двери в мозг. Мы слушаем ушами, а слышим — мозгом. Смотрим глазами, а видим — мозгом.
Недаром сейчас в мире тратятся огромные суммы на исследование мозга. Американская BRAIN, европейские и азиатские программы — все они включают в себя лучшие университеты и лучших интеллектуалов из разных областей, не только из нейронауки. Никто ни цента не даст просто так, так зачем такие гигантские деньги — как государственные, так и частные? Потому что все понимают: если хоть в каких-то дозах (я уверяю вас, что на 100% мы этого не сделаем никогда), если хоть как-то удастся разгадать, что происходит в человеческом мозгу, это изменит всю нашу цивилизацию: экономику, коммуникацию, образование — это изменит все.
И это делается не только для того, чтобы имитировать мозг в системах искусственного интеллекта — история гораздо проще: мы вообще должны знать, кто мы такие. Мы — кто? Мы реально зависим от того, как соображает наш мозг. Поэтому игра стоит свеч.
Вот, например, с чего вы взяли, что с использованием больших данных, big data, вы будете предсказывать мое поведение? Мое поведение не предсказывается ни Декартом, ни Аристотелем, никем. Оно может быть истерическим. Например, нобелевский лауреат по экономике, психолог Даниел Канеман описывал, как человек принимает решения, и пришел к выводу, что решения принимаются ПРОСТО ТАК. «А я вот так пойду, и все — хочу потому что». Как вы собираетесь это предсказать?
У меня есть два любимых персонажа. Первый — это кот Шредингера. Я думаю большинство помнит, что это герой мысленного эксперимента [физика] Шредингера, который сводился к тому что кот то ли жив, то ли мертв — в зависимости от того, смотрят на него или не смотрят. Это очень важный пункт для всей науки, которой я занимаюсь. И для науки вообще. Ведь она устроена как? Считается, что ученые — это зрители, которые сидят в зале и смотрят на мир. Это очень крупная ошибка, потому что зрители находятся там же, где и мир, и они от него зависят прямо. А это значит, что нет каких-то жестко объективных вещей. То есть они, конечно, есть, но я хочу сказать, что одни и те же факты будут значить разные вещи в зависимости от того, в какой контекст они помещаются.
Мы говорим: «Мир изменится», но мир УЖЕ изменился, точка. Мы живем в мире, кардинально отличающемся от того, который был даже пять лет назад — он меняется все время. Это не к тому, что он все время эволюционирует, а к тому, что он все время разный — в зависимости от того, с какого боку ты на него посмотришь, какая у тебя идеология, какая у тебя научная или жизненная позиция, и еще от тысячи факторов. Он не одинаковый. Это раз. Два — он прозрачный: про каждого из нас все известно, и это неприятно.
Еще одна вещь (и тут требуются философы, а я даже не знаю, справимся ли мы с этим вообще): личность все еще есть? Про соцсети я даже говорить не хочу, но вот даже если просто к вам письмо приходит, вы уверены, что это [писал] человек? А вы уверены, что это ТОТ САМЫЙ человек? Вы уверены, что это один человек, а не 200? Размылись границы личности, в том числе нашей с вами. Меня интересует, где я заканчиваюсь? Мои статьи висят бог знает где, в облаках — куча моих данных, масса функций, которые раньше были у меня в голове, теперь у меня в ноутбуке, планшете, телефоне и так далее. Есть даже термин distributed mind («распределенный мозг»): то есть это, как у муравьев, что ли?
Более того, мы попали в ситуацию… я новый термин для себя выделила: мир стал «нечеловекомерен». Устройства, которые, как говорят, чуть ли не миром уже управляют, действуют со скоростями, в которых люди не живут — это наноскорости. Размеры, в которых происходит высокого ранга цивилизация — это размеры, в которых люди не живут. Это наноразмеры. Мы попали в мир, с которым не знаем, что делать.
Поэтому роль образования чрезвычайна. Я понимаю, как банально это звучит, потому что об этом говорят все всё время. Но мы должны что-то такое придумать с образованием, что будет отличаться от того, чем мы занимались до этого. Возможно, надо детей учить метанавыкам: как учиться, как держать внимание, как держать память, как справляться с информационными потоками, как не тронуться умом от всего этого.
И вот второй мой любимый персонаж — это Алиса [Льюиса Кэролла]. Все знают ее фразу, что, если хочешь оставаться на месте, ты должен очень быстро двигаться. Но дело не в том чтобы быстро бежать — потому что те, кого мы обгоняем, тоже бегут. Понимаете: если мы будем догонять Силиконовую долину, или вообще США, или что угодно, то это безумный шаг. Повторяю: остальные не на печке лежат в это время — они тоже бегают и они искусные бегуны. Догонять не нужно вообще — надо бежать другой дорогой. Поэтому нужно искать другие ходы. Это именно то, что делает наш мозг, между прочим.
Я вижу выход в том, чем сейчас занимаются крупные компании, такие, как, например, «Сбербанк». Я все думала, почему они приглашают на свои заседания искусствоведов, музыкантов, актеров. Ну не для общего же банального образования, чтобы люди знали, кто такой Вивальди. Дело не в этом, а в том, что люди искусства владеют другим типом мыслительной деятельности. Они и делают те самые другие ходы, это не ходы алгоритмов, их очень трудно подсмотреть, потому что это никогда не эксплицировано. Это эксплицировано уже в произведение искусства, а что он делал, пока он это делал, мы не знаем. Мне кажется, что дорога — в эту сторону.
